Перевод перелом ноги утяшевой

22 июня 2005 | Художественная гимнастика

НОГУ Ляйсан УТЯШЕВОЙ СОБИРАЛИ, КАК МОЗАИКУ

Четыре года назад 16-летнюю Ляйсан Утяшеву называли самым большим открытием в художественной гимнастике. Предполагалось, что именно ей предстоит заменить в сборной Алину Кабаеву, попавшую тогда вместе с Ириной Чащиной под нелепую дисквалификацию. В сентябре 2001-го Утяшева выиграла Кубок мира. И никто тогда не знал, что всего через год этой девочке суждено пережить трагедию, которых художественная гимнастика еще не знала. Сложнейший перелом стопы, неоднократные операции на обеих ногах и страшный прогноз врачей: вероятности, что Утяшева снова сможет нормально ходить, почти нет.

А она вернулась в спорт.

ХОТЕЛА ВЫСТУПИТЬ В МОСКВЕ

Мы встретились сразу после чемпионата Европы в Москве. До начала этих соревнований поговаривали, что Утяшева вполне может оказаться в команде. На чемпионате России она стала пятой и, наверное, в глубине души надеялась, что сумеет получить место запасной.

Этого не произошло. Но, договорившись о встрече со спортсменкой в ее выходной день, я вопреки своим ожиданиям не увидела в глазах Утяшевой ни разочарования, ни обиды. «Готовлюсь к чемпионату мира, — улыбнулась она. — Теперь точно знаю, зачем продолжаю тренироваться. И чего хочу добиться в гимнастике. Надеюсь, вы это увидите».

—Почему же вас не было в команде на чемпионате Европы этого года? Вы ведь рассчитывали на это?

— Да. В прошлом году, когда я только-только начинала восстанавливаться после операций, рискнула выступить в чемпионате России — еще с металлическим штырем в левой ноге. Заняла 12-е место, и, несмотря на это, меня повезли запасной на чемпионат Европы в Киев.

Не думаю, что Ирина Александровна (Ирина Винер — главный тренер сборной России. — Прим. Е.В.) на меня рассчитывала. Скорее поступила так, чтобы поддержать меня психологически — дать мне почувствовать, что в меня продолжают верить. Сейчас я сама понимаю, что поднялась совершенно на другой уровень, но еще недостаточно готова, чтобы бороться со всеми на равных. Выходить на ковер для того, чтобы оказаться за пределами первой десятки, не хочу. Если уж возвращаться, то достойно. Для этого у меня есть и время, и здоровье. Главное, что уже все заметили: я восстановилась и набираю форму.

—Все заметили и другое: в ваше отсутствие в сборной появились другие, более молодые спортсменки, и именно на них делает сейчас ставку главный тренер. Вы же не можете не чувствовать этого, постоянно находясь в Новогорске со всей командой?

— Это нормальное явление. До того, как у меня заболела нога, все шло к тому, что я смогу бороться за место в олимпийской команде. Ирина Александровна начала работать со мной лично, а в этом случае прогресс идет стремительно и как бы сам собой. Особенно когда спортсмен хорошо чувствует тренера, а тот — спортсмена. Так было у Алины Кабаевой, у Зарины Гизиковой, у меня. Если у кого-то случались травмы, то, естественно, делалось все возможное, чтобы побыстрее восстановиться.

Но ведь в моей ситуации все было совсем иначе. После того как все операции были позади, Ирину Александровну убеждали со всех сторон, что я уже никогда не буду выступать. Несмотря на это, она год продержала меня в Новогорске. Представляете, что это такое? Сидит девочка с двумя костылями, которая поправилась на шесть килограммов, вероятно, чего-то хочет, но ничего при этом не может. Я лишь потом узнала: даже врачи говорили Винер, что восстановиться я смогу в лучшем случае на 20 процентов — и не факт, что смогу нормально ходить. О том, что мне по силам окажется переносить нагрузки, которые необходимы для достижения результата, речи вообще не было.

В такой ситуации любой тренер начнет делать ставку на других спортсменов. Головой я это понимала. Хотя в душе было очень обидно. Особенно когда неожиданно для всех выяснилось, что у меня начали срастаться кости и врачи сказали, что еще через четыре месяца можно будет начинать нормально работать.

ОПЕРАЦИИ, ОПЕРАЦИИ…

—Как вообще случилась та травма?

— У меня от рождения очень высокий подъем ноги. Многим девочкам приходится постоянно заниматься специальной растяжкой, мне же никогда не приходилось прибегать к таким усилиям. Когда я сажусь на ковер и вытягиваю ногу вперед, пальцы сами касаются пола. Из-за такого строения стопы некоторые упражнения вообще не рекомендуется делать. Но тогда я об этом не знала. Мы выступали в Самаре на очень жестком бетонном полу, я неправильно приземлилась — и повредила ладьевидную кость.

Вот после этого у меня и начала болеть левая нога. При этом рентген, на который меня отправляли чуть ли не каждую неделю (стопа-то постоянно была опухшей), ничего не показывал. Окружающие даже начали говорить, что я просто симулирую — оттого, что боюсь ответственности. А работаю лишь тогда, когда в зале присутствует Ирина Александровна.

Винер долго этому не верила, но сам период был такой, что она часто уезжала из Новогорска — занималась делами, связанными с дисквалификацией Кабаевой и Чащиной. Она регулярно звонила на базу, спрашивала обо мне, а ей снова и снова говорили, что я отказываюсь работать — ухожу из зала. Я и правда могла тренироваться лишь тогда, когда мне делали обезболивающие уколы.

В декабре 2002-го мы уезжали на Кубок мира в Германию. Ирина Александровна сказала, что там мы еще раз пройдем обследование, и, если оно снова ничего не покажет, то, видимо, я действительно психологически не готова к уровню тренировок и нам придется расстаться. Разговор у нас получился очень откровенным — мы обе понимали, что вокруг меня ходит уже слишком много разговоров, чтобы оставить ситуацию без изменений.

В клинике я провела четыре с половиной часа — и все это время Винер ждала результатов обследования, несмотря на то что, как один из руководителей международной федерации, должна была находиться в зале на соревнованиях. Именно в Германии и выяснилось, что стопа не подлежит восстановлению, поскольку восемь месяцев в ней было нарушено кровоснабжение, а сама поврежденная кость полностью раздроблена. Мало того, врачи обнаружили, что правую ногу тоже нужно срочно оперировать. Из-за того, что я постоянно пыталась перенести на нее всю нагрузку, косточки стопы стали расходиться: между ними образовалась щель в 16 миллиметров.

Я плохо понимала, что происходит, что мне говорят. Как будто все это — какой-то кошмарный сон, который никак не закончится.

Оперировали меня в Москве — обе ноги одновременно. Сергей Архипов и Сергей Макаров — два замечательных хирурга — собирали левую ступню, как мозаику: раздробленную косточку скрепили металлическими штифтами — ювелирная работа. Сама операция длилась четыре часа — вдвое дольше, чем предполагалось.

Через три месяца пришлось делать еще одну операцию. И лишь во время третьей из ступни наконец вынули штырь. От наркоза решили отказаться: у художниц и так есть определенные проблемы с некоторыми функциями организма, и врачи боялись, что еще один глубокий наркоз может оказаться для меня слишком большой нагрузкой. Поэтому сделали небольшой разрез под местной анестезией.

Почему-то от этой, последней операции у меня остались наиболее тяжелые воспоминания. Очень больно было. Тогда мне в голову первый раз пришла мысль: «Господи, ради чего я все это терплю?»

—А действительно, ради чего?

— Трудно объяснить. До травмы считала, что все так и должно быть — прогресс, победы. Я ведь никогда, если честно, ни над чем специально не работала. У меня врожденная гибкость, эмоциональность, пластика, чувство равновесия. Меня очень слушается тело. Если я как следует настроилась на выполнение упражнения, то мне все равно, например, сколько выполнить пируэтов на одной ноге — один или четыре. Все давалось очень легко. И вдруг все стало иначе.

—Я пытаюсь поставить себя на ваше место: молодая девушка, без двух ног… Это же неимоверно тяжело даже в бытовом, физиологическом плане. Как вы с этим справлялись?

— Первые пять месяцев ходила на костылях — чуточку опираясь на правую ногу. Не дай бог кому такое пережить. Зато теперь ничего не боюсь. Раньше порой думала: доберусь до сборной, интриги разные начнутся. Сейчас даже смешно: какие интриги?

Хотя начинать все с нуля было действительно тяжело. Сбросить шесть килограммов в переходный период — задача непростая сама по себе. К тому же за тот год я выросла на восемь сантиметров. Каждый день по два часа плавала в бассейне — там со мной занималась врач команды по синхронному плаванию Ирина Родионова. Специально приезжала в Новогорск, хотя тогда ей даже не платили за это. Она же разработала для меня специальную диету. В основном я ела рыбу и овощи. Если хотелось чего-то пожевать, жевала капусту. Благодаря этому почти никогда не чувствовала себя голодной. Единственное, о чем просила девочек, — не есть при мне шоколад, чтобы не было соблазна.

В зале за меня взялась Наталья Тишина. В свое время она сама прошла через множество травм и лучше других знала, как грамотно восстанавливаться. Мы втроем как бы заражали друг друга верой. Хотя снимки продолжали показывать, что никаких улучшений нет.

Помню, как было страшно первый раз подняться на носки, опереться на пальцы ног. Все ведь совсем слабенькое было. Потом мы начали качать мышцы, работать с мячом. И у меня — наверное, вопреки всему — начали срастаться кости. Вот тогда я и поняла, что вернуть меня к нормальной жизни может только спорт. Что не могу уйти из гимнастики, раз уж через все это прошла.

НЕЛЬЗЯ ОПУСКАТЬ РУКИ

—И все-таки, стоит ли продолжать? Не проще ли просто жить, забыв все пережитое, как кошмарный сон, и никогда больше не вспоминать об этом? Особенно сейчас, когда вы — совершенно здоровый человек, красивая девушка, одна из главных героинь недавнего Венского бала, где, знаю, танцевали всю ночь напролет. Завидная невеста, наконец!

— Знаете, там, на Венском балу, меня не покидало чувство, что все, что происходит вокруг, — мой настоящий мир. Мне близко именно такое поведение людей, манеры, обстановка. Возможно, просто дало себя знать воспитание, которое я получила в детстве. Семья моей мамы имела в Башкирии достаточно большой вес — еще до революции нашей фамилии принадлежало несколько деревень. В советское время мой дед был крупным партийным чиновником, так что мама постоянно вращалась в высшем обществе. Это потом все изменилось, и мы скатились в полную нищету, из которой долго выкарабкивались. Но воспитывали меня именно в тех, прежних традициях.

При этом я ни в коем случае не хочу от кого-то зависеть — должна сама встать на ноги. Уверена, что все, что пришлось пережить, наверняка поможет в жизни. Вероятно, я просто такой человек — всегда ищу плюсы даже там, где их нет. Уже в 12 лет знала, чего хочу добиться в гимнастике, поэтому никакая работа и никакие ограничения никогда не казались мне каторгой. Хотя мама всегда была категорически против того, чтобы я серьезно занималась спортом.

—Почему?

— Когда мне было четыре года, мы с мамой были вынуждены уехать из Уфы в Волгоград — там жили родители отца. Это был очень тяжелый период. Мама отказывала себе абсолютно во всем, стараясь хотя бы нормально накормить меня, но я до сих пор помню, что до 12 лет мне постоянно хотелось кушать. При этом я училась в самой лучшей и престижной гимназии города, куда меня взяли только за то, что все тесты и задачи я решала совершенно нестандартными способами, но быстро и правильно.

Сразу после переезда мама стала искать балетную студию, куда могла бы меня пристроить, но ей везде отказывали — из-за того, что я была слишком маленькой. Однажды мы стояли в очереди в магазине, где по каким-то талонам давали какую-то еду, и там меня совершенно случайно заметила тренер по гимнастике. Вот так я начала заниматься. А в 12 лет — к этому возрасту я начала ездить по соревнованиям — меня заметила Винер (как выяснилось позже, она присматривалась ко мне не первый год) и пригласила в Новогорск.

Мама согласилась не сразу. Была уверена, что ничего, кроме разочарования, это не принесет. Да и в гимназии все были в шоке: «Какая гимнастика? Зачем?» Но я уже сама все решила.

Мы переехали в Москву, хотя тренироваться в Новогорске я начала не сразу: пришлось какое-то время лечиться — позвоночник рос и не справлялся с нагрузками. У многих в этом периоде болят колени, а у меня болела спина. Мышцы, связки. И уже потом со мной стала работать Винер.

Я счастливый человек, на самом деле. Пока лежала в больнице и потом, когда восстанавливалась после операций, у меня сложился совершенно новый круг общения. Я как бы впитывала в себя все, чего была лишена: новые знания, жизненный опыт. Горжусь тем, что перечеркнула многие стереотипы. Например, что в гимнастику после подобных травм не возвращаются. Еще мне говорили, что я никогда не буду прыгать. Год назад 12-е место на чемпионате России мне отдали скорее из жалости — я чувствовала это. А теперь на меня смотрят уже как на соперницу. Это подстегивает — еще сильнее хочется вернуться на те позиции, которые я временно потеряла.

А самое главное, я стала примером для очень многих людей. Этот случай наверняка запомнят. Значит, запомнят и то, что никогда, как бы ни было тяжело, нельзя опускать руки.

—На что вы сейчас живете?

— На стипендию.

—Но для 20-летней девушки это же копейки!

— Я получаю так называемую президентскую стипендию, плюс деньги от армейского клуба, за который выступаю. Так что сильно себе в чем-то отказывать не приходится. А главное — я умею жить по средствам.

Елена ВАЙЦЕХОВСКАЯ