Саймон бекетт множественные ушибы скачать книгу

Машина тянула из последних. Вот уже несколько часов на пути не попадалось ни одной бензозаправки, и стрелка указателя уровня топлива скатилась в красную зону. Надо было бы съехать с дороги, но по обеим сторонам тянулись бескрайние поля, упорно принуждая меня двигаться вперед до последнего чиха мотора. Несмотря на раннее утро, было сухо и жарко. Врывающийся в открытые окна ветерок лишь перемешивал, но не охлаждал воздух.

Сгорбившись за рулем, я вел машину, каждую секунду ожидая, что двигатель заглохнет, и вдруг увидел разрыв в зеленом барьере. Слева, насколько хватало глаз, пшеничные поля прорезала колея. Я свернул в ту сторону и затрясся по рытвинам, не думая, куда приведет этот путь, — главное, чтобы не заметили с шоссе. Колея нырнула в густую рощицу. Я направил «Ауди» под деревья и, когда ветви стали скрести по стеклам, заглушил мотор. Шум стих, только пощелкивал остывающий двигатель, и стало слышно, что где-то неподалеку журчит вода. Закрыв глаза, я откинулся на спинку сиденья, но времени отдыхать не было.

Надо было двигаться дальше.

Я проверил «перчаточник». В нем не оказалось ничего, что бы указывало на личность владельца автомобиля — всякое барахло и почти полная пачка сигарет. «Кэмел», мой любимый сорт. Потянувшись за сигаретами через пассажирское сиденье, я ощутил запах — не сильный, но неприятный, словно кто-то оставил на солнце мясо. Роскошная обивка пассажирского сиденья была чем-то испачкана. Как и вытянутый и лежащий на полу ремень безопасности. В одном месте прочная ткань оказалась почти разорванной. Дотронувшись до ремня, я ощутил что-то липкое и увидел, что кончики пальцев потемнели.

От мысли, что я всю дорогу ехал вот с этим, на самом виду, закружилась голова. Сразу захотелось очутиться как можно дальше от этой машины, но я не мог оставить ее просто так. Пока я выбирался наружу, ветки хлестали по дверце. Через рощицу протекал ручей. И когда я мочил в нем найденную в «перчаточнике» тряпку, заметил, что мои руки дрожат. Сиденье оттереть было легко, но в переплетенье нитей ткани ремня кровь впиталась глубоко. Вычистив, как мог, ремень, я прополоскал тряпку в ручье. Поток обхватил мои запястья, словно стеклянные кандалы. Я мыл руки, оттирал их песком со дна, но даже после этого ощущения чистоты не возникло.

На меня уставился глаз — черный, но запорошенный в центре катарактой; серый туман скрывал его темные очертания. Из середины, словно морщинки, разбегались лучики. В какой-то момент они превратились в рисунок на дереве. Глаз стал сучком, туман — окутывающей его, подобно одеялу, паутиной. Она была испещрена высохшими шкурками давно погибших насекомых. Самого паука я не заметил.

Я долго смотрел вверх, пока не сообразил, что находилось надо мной — деревянная балка, грубая и потемневшая от времени. Еще немного, и я осознал, что очнулся. Однако не ощутил ни малейшего желания двигаться. Мне было тепло и уютно, и в этот момент больше ничего не требовалось. Мысли отсутствовали, мозг довольствовался созерцанием паутины над головой. Но как только я подумал об этом, спокойствие исчезло. Сознание принесло с собой вопросы, и от этого вспыхнул страх. Кто, что, где?

Я приподнял голову и огляделся. Кровать стояла в помещении, принадлежность которого мне определить не удалось. Ни больница и ни камера в полицейском участке. Солнечный свет проникал внутрь сквозь единственное маленькое окно. Балка, на которую я смотрел, оказалась стропилом, частью треугольных конструкций, с обеих сторон уходящей с пола вверх. Из-под положенной внахлест кровельной дранки били лучики света. Следовательно, это чердак. По виду нечто вроде амбара. Длинного, с некрашеными половыми досками и фронтонами с двух сторон, к одному из которых была придвинута моя кровать. У неоштукатуренных каменных стен навален всякий хлам и мебель, в основном сломанная. Неприятный запах свидетельствовал о возрасте строения — так пахнут старое дерево и старая кладка. Было жарко, но не настолько, чтобы испытывать неудобство.

Свет, проходивший сквозь грязное стекло, показался мне бодрым, ранним. А часы на моей руке показывали семь. Словно в подтверждение, что было утро, откуда-то снаружи донеслось хриплое, задиристое кукареканье петуха.

Я не представлял, где нахожусь и что здесь делаю. Но как только пошевелился, неожиданная боль в ступне сразу освежила мою короткую память. Откинув покрывавшую меня простыню, я с облегчением убедился, что нога по-прежнему на месте. Перевязана белым бинтом, из-под него высовывались похожие на редиски пальцы. Я попробовал осторожно пошевелить ими. Это вызвало боль, но не такую сильную, как прежде.