Вот я весь боль и ушиб анализ
 îäíîì èç ñâîèõ ðàííèõ ñòèõîòâîðåíèé ìîëîäîé Ìàÿêîâñêèé íàïðÿìóþ îáðàùàåòñÿ ê íàì:
Ãðÿäóùèå ëþäè!
Êòî âû?
Âîò ÿ
âåñü
áîëü è óøèá.
Âàì çàâåùàþ ÿ ñàä ôðóêòîâûé
Ìîåé âåëèêîé äóøè. («Êî âñåìó» 1916)
Íàëèöî òðåâîæíûé êîíòðàñò, òåðçàþùèé äóøó ïîýòà: îí — «âåñü áîëü è óøèá» — âûðàùèâàåò «ñàä ôðóêòîâûé» äëÿ ëþäåé áóäóùåãî. Òî åñòü îòíîøåíèÿ ïîýòà ñ ñîâðåìåííîñòüþ íå ñêëàäûâàþòñÿ, âåäü èìåííî ðàçëàä ñ äåéñòâèòåëüíîñòüþ, íåâîçìîæíîñòü íàéòè îòêëèê â ñåðäöàõ ÷èòàòåëåé ïîáóæäàþò ëèðè÷åñêîãî ãåðîÿ îáðàòèòüñÿ ê ãðÿäóùèì ëþäÿì.
Ïðîéä¸ò ÷åòûðíàäöàòü ëåò, çàêîí÷èòñÿ ïåðâàÿ ìèðîâàÿ âîéíà, îòãðåìèò ðåâîëþöèÿ, îòïîëûõàþò ïîæàðû âîéíû ãðàæäàíñêîé, îòñòóïèò ðàçðóõà, à Ìàÿêîâñêèé, êàê áû ïðåäâèäÿ âñåâîçìîæíûå ìàíèïóëÿöèè âîêðóã ñâîåãî èìåíè è òâîð÷åñòâà, çà íåñêîëüêî ìåñÿöåâ äî ñìåðòè ñíîâà îáðàòèòñÿ ê íàì:
Ñëóøàéòå,
òîâàðèùè ïîòîìêè,
àãèòàòîðà,
ãîðëàíà-ãëàâàðÿ.
Çàãëóøà
ïîýçèè ïîòîêè,
ÿ øàãíó
÷åðåç ëèðè÷åñêèå òîìèêè,
êàê æèâîé
ñ æèâûìè ãîâîðÿ. («Âî âåñü ãîëîñ» 1929-1930)
Ïðèñëóøàåìñÿ ê ýòîé ïðîñüáå ïîýòà è çàäóìàåìñÿ, ÷òî æå çàñòàâèëî åãî îáðàùàòüñÿ ê ëþäÿì áóäóùåãî «÷åðåç õðåáòû âåêîâ è ÷åðåç ãîëîâû ïîýòîâ è ïðàâèòåëüñòâ».
Òåìà ïîýòà è ïîýçèè, âçàèìîîòíîøåíèé ïîýòà ñ îêðóæàþùåé äåéñòâèòåëüíîñòüþ, åãî ìåñòà â ýòîé ñàìîé äåéñòâèòåëüíîñòè ÿâëÿåòñÿ âàæíåéøåé â òâîð÷åñòâå Ìàÿêîâñêîãî.  ðàííåé ëèðèêå îíà ðåøàåòñÿ êàê ïðîòèâîñòîÿíèå ïîýòà òîëïå, âîñïðèíèìàþùåé åãî êàê øóòà, ðàçâëåêàþùåãî å¸ ñûòóþ è òóïóþ ïðàçäíîñòü. («Íàòå» 1913)
È âìåñòå ñ òåì ïîýçèÿ âåëèêîå è ïðåêðàñíîå îòêðîâåíèå.  äâóõ ñòèõîòâîðåíèÿõ 1914 ãîäà, ïîñâÿù¸ííûõ ýòîé òåìå: «Ïîñëóøàéòå!» è «À âñ¸-òàêè» — ïîÿâëÿåòñÿ îáðàç Áîãà, ïðè÷¸ì Áîãà «î÷åëîâå÷åííîãî», î÷åíü ïðîñòîãî, ñòðàñòíîãî ïîêëîííèêà ïîýçèè:
È Áîã çàïëà÷åò íàä ìîåþ êíèæêîé!
Íå ñëîâà ñóäîðîãè, ñëèïøèåñÿ êîìîì;
è ïîáåæèò ïî íåáó ñ ìîèìè ñòèõàìè ïîä ìûøêîé,
è áóäåò, çàäûõàÿñü, ÷èòàòü èõ ñâîèì çíàêîìûì. («À âñ¸-òàêè»)
Âî âðåìÿ ðåâîëþöèè è ãðàæäàíñêîé âîéíû ïîýò ìíîãî ðàáîòàåò â îêíàõ ÐÎÑÒÀ, ïûòàÿñü íà ñâî¸ì ïðèìåðå ïîêàçàòü, êàê äîëæíû òðóäèòüñÿ ïðåäñòàâèòåëè òâîð÷åñêîé èíòåëëèãåíöèè äëÿ ñâîåé ñòðàíû, äëÿ ðåâîëþöèè, äëÿ áóäóùåãî. Âîò îäíî èç òèïè÷íûõ ñòèõîòâîðåíèé ýòîãî ïåðèîäà:
Ðàíüøå áûëè ïèñàòåëè áåëîðó÷êè.
Ðàáîòàëè äëÿ êðîõîòíîé ðàçðÿæåííîé êó÷êè.
À òåïåðü ïèñàòåëü ãîëîñ ìàññ.
Ñòàíåò ñàì ó íàáîðíûõ êàññ.
È ïîêàæåò â äåíü ïèñàòåëüñêîãî ñóááîòíèêà,
÷òî Ðîññèÿ íå áåëîðó÷êó íàøëà, à ðàáîòíèêà. («Ðàíüøå áûëè ïèñàòåëè áåëîðó÷êè» 1920)
Ãëàâíóþ ìûñëü ýòîãî ñòèõîòâîðåíèÿ ïðîäîëæàþò è ðàçâèâàþò «Íåîáû÷àéíîå ïðèêëþ÷åíèå, áûâøåå ñ Âëàäèìèðîì Ìàÿêîâñêèì ëåòîì íà äà÷å» (1920), «Ïðèêàç ïî àðìèè èñêóññòâà» (1918), «Ïðèêàç ¹2 àðìèè èñêóññòâ» (1921) è ìíîãèå äðóãèå.
Îäíàêî áåçîãëÿäíîå ñëóæåíèå ïîýòà ðåâîëþöèè, çëîáå äíÿ, îòêàç îò òîãî, î ÷¸ì ÕÎ×ÅÒÑß ïèñàòü, âî èìÿ òîãî, ÷òî ÍÀÄÎ ïèñàòü, âåðîÿòíî, íå äàâàëè åìó ïîëíîãî óäîâëåòâîðåíèÿ.
Óæå â 1924 ãîäó â ñòèõîòâîðåíèè «Þáèëåéíîå» ïðîñêîëüçíóò ìíîãîçíà÷èòåëüíûå è òðåâîæíûå ñëîâà î íåíóæíîñòè ïîýçèè ñîâðåìåííèêàì. È ýòî â òî âðåìÿ, êîãäà â ñòðàíå îäíà çà äðóãîé ñîçäàþòñÿ ïèñàòåëüñêèå îðãàíèçàöèè, íà÷èíàþò èçäàâàòüñÿ ëèòåðàòóðíûå æóðíàëû, êîãäà â ïîýçèþ âõîäèò áîëüøîå êîëè÷åñòâî «ïðîëåòàðñêèõ» ïîýòîâ. Íî ìû ïîìíèì, ÷òî â äâàäöàòûå ãîäû ïðîøëîãî âåêà âîçðàñòàåò èäåîëîãè÷åñêîå äàâëåíèå íà äåÿòåëåé èñêóññòâà è õóäîæåñòâåííîå òâîð÷åñòâî ïûòàþòñÿ ïðåâðàòèòü â ðóïîð èäåé êîììóíèñòè÷åñêîé ïàðòèè.  ýòî âðåìÿ íà ïåðâûé ïëàí â ëèòåðàòóðå âûäâèãàþòñÿ èìåííî «äåëüöû è ïðîëàçû», êîòîðûì ðàáî÷å-êðåñòüÿíñêîå ïðîèñõîæäåíèå è ïàðòèéíûé áèëåò âïîëíå çàìåíÿþò òàëàíò. È ó Ìàÿêîâñêîãî, èñêðåííå æåëàâøåãî áûòü ïîëåçíûì ðåâîëþöèè è ñâîåìó íàðîäó, ïîÿâëÿåòñÿ îùóùåíèå ñâîåé íåíóæíîñòè.
Îá ýòîì îí ðàçìûøëÿåò â ïðåäñìåðòíîé ïîýìå «Âî âåñü ãîëîñ». Òåìà ïîýòà è ïîýçèè ÿâëÿåòñÿ çäåñü âåäóùåé è ðåøàåòñÿ, êàê è âî âñ¸ì òâîð÷åñòâå Ìàÿêîâñêîãî, òðàãè÷åñêè. Ïîòåðÿâ íàäåæäó îáðåñòè ïîíèìàíèå ñîâðåìåííèêîâ, ïðåäâèäÿ ñâîþ ñêîðóþ ãèáåëü, ïîýò îáðàùàåòñÿ ê «óâàæàåìûì òîâàðèùàì ïîòîìêàì», ê íàì.
Ñâîèì ñàìûì çíà÷èòåëüíûì ëèòåðàòóðíûì äîñòèæåíèåì Ìàÿêîâñêèé ñ÷èòàåò ñàòèðó, õîòÿ îí ìóæåñòâåííî ñîçíà¸ò, ÷òî ñòèõè, ïîñâÿù¸ííûå çëîáå äíÿ, æèâóò íåäîëãî. Ïîýòó õî÷åòñÿ âåðèòü â òî, ÷òî åãî «ñòèõ òðóäîì ãðîìàäó ëåò ïðîðâ¸ò» è ÿâèòñÿ ïåðåä ïîòîìêàìè «âåñîìî, ãðóáî, çðèìî», ÷òîáû ïîâåäàòü èì î òðóäíîì âðåìåíè, â êîòîðîå äîâåëîñü æèòü ïîýòó.
Íî â ýòîé ìûñëè òàèòñÿ, íàâåðíîå, ñàìîå òðàãè÷åñêîå ïðîòèâîðå÷èå Ìàÿêîâñêîãî: ðàññêàçûâàòü îá èñòîðè÷åñêèõ ñîáûòèÿõ, ïðîïàãàíäèðîâàòü è àãèòèðîâàòü íå åñòü ïðåäìåò ïîýçèè. Õîòÿ Ìàÿêîâñêèé è ïûòàëñÿ óáåäèòü ÷èòàòåëåé è îñîáåííî ñåáÿ â ýòîì. Âîò ÷òî ïèñàë îí â 1923 ãîäó â ñòèõîòâîðåíèè «Âåñåííèé âîïðîñ»:
ß, íàïðèìåð,
ñ÷èòàþñü õîðîøèì ïîýòîì.
Íó, ñêàæåì,
ìîãó
äîêàçàòü:
«ñàìîãîí áîëüøîå çëî».
Òàê è õî÷åòñÿ ñïðîñèòü: «Âëàäèìèð Âëàäèìèðîâè÷, à ïîýòó ëè íàäî ýòî äîêàçûâàòü? Èëè ó ïîýçèè âñ¸-òàêè åñòü äðóãèå òåìû?»
Êîíå÷íî, âñ¸ ýòî Ìàÿêîâñêèé ïðåêðàñíî ïîíèìàë, îá ýòîì ñìóù¸ííî è îòòîãî ãðóáîâàòî ñêàçàë åù¸ â ñòèõîòâîðåíèè «Þáèëåéíîå»:
Íàìè
ëèðèêà
â øòûêè
íåîäíîêðàòíî àòàêîâàíà,
èùåì ðå÷è
òî÷íîé
è íàãîé.
Íî ïîýçèÿ —
ïðåñâîëî÷íåéøàÿ øòóêîâèíà:
ñóùåñòâóåò
è íè â çóá íîãîé.
Íî ïîýò ïðîäîëæàë «ñòàíîâèòüñÿ íà ãîðëî ñîáñòâåííîé ïåñíå», è ïîÿâëÿëèñü òàêèå ñòèõîòâîðåíèÿ êàê «Åâïàòîðèÿ» (1928), «Çåìëÿ íàøà îáèëüíà» (1928) è äàæå… «Ïîèñêè íîñêîâ» (1928):
Èç ñåðäöà
ëèðè÷åñêèé ñîð
ãîíè…
Èíûå
ïðè÷èíû
ìîåé òîñêè:
ÿ ñòðàäàþ…
Äà¸øü,
ãîñîðãàíû,
ïðî÷íûå,
âïîðó,
êðàñèâûå íîñêè!
Øëè ãîäû, è Ìàÿêîâñêèé ïîíèìàë, ÷òî êàê ïîýò îí íå ðåàëèçîâàë ñåáÿ â ïîëíîé ìåðå, ÷òî âðåìÿ, ãëàøàòàåì êîòîðîãî îí òàê èñêðåííå õîòåë áûòü, îòòîðãàåò åãî.
Ñêîðî âîò
è ÿ
óìðó
è áóäó íåì,
— îáðîíèë òðèäöàòèëåòíèé ïîýò â ñòèõîòâîðåíèè «Þáèëåéíîå». Íàñòîðàæèâàåò ñëîâî «ñêîðî».
 ïîñëåäóþùèå ãîäû ìûñëü î ñìåðòè âñòðåòèòñÿ åù¸ íå ðàç è âñåãäà ðÿäîì ñ ðàçìûøëåíèÿìè î òâîð÷åñòâå, î ìåñòå ïîýòà â îêðóæàþùåì ìèðå, ñðåäè ñîâðåìåííèêîâ.
«Âî âåñü ãîëîñ» — ýòî ïðîùàíèå è çàâåùàíèå Ìàÿêîâñêîãî, òàê è íå íàøåäøåãî òîé ãðàíè, äî êîòîðîé ïîýò ìîæåò ñëóæèòü çëîáå äíÿ, îñòàâàÿñü ïîýòîì, íå ïðåâðàùàÿñü â «àãèòàòîðà, ãîðëàíà-ãëàâàðÿ».
Æèòü åìó îñòàâàëîñü ñîâñåì íåìíîãî, à îí åù¸ è òîðîïèë:
Òîâàðèù æèçíü,
äàâàé áûñòðåé ïðîòîïàåì,
ïðîòîïàåì
ïî ïÿòèëåòêå
äíåé îñòàòîê.
È äàëüøå î ñåáå óæå â ïðîøåäøåì âðåìåíè:
Ìíå
è ðóáëÿ
íå íàêîïèëè ñòðî÷êè,
êðàñíîäåðåâùèêè
íå ñëàëè ìåáåëü íà äîì. («Âî âåñü ãîëîñ»)
 àïðåëå 1930 ãîäà Ìàÿêîâñêèé çàñòðåëèëñÿ. Ñîâðåìåííèêè, ëèòåðàòóðîâåäû è êðèòèêè ïðèâîäÿò ìíîæåñòâî ïðè÷èí, ïîäòîëêíóâøèõ åãî ê ðîêîâîìó øàãó. Íî äóìàåòñÿ, áóäü ó ïîýòà óâåðåííîñòü â ïðàâèëüíîñòè âûáðàííîãî èì òâîð÷åñêîãî ïóòè, ñîçíàíèå òîãî, ÷òî îí ðåàëèçîâàë ñâîé îãðîìíûé òàëàíò, îí ñóìåë áû ïðåîäîëåòü âñå òðóäíîñòè è âûñòîÿòü. Òðàãåäèÿ Ìàÿêîâñêîãî â òîì, ÷òî òàêîé óâåðåííîñòè ó íåãî íå áûëî.
Источник
Грядущие люди. Владимир Маяковский 4 года назад
+2 Похожие:Кто не забудет своей первой любви, Смешно слышать слова «детский сад» от человека, который при ссоре отписывается от тебя в соц сетях. Вот где настоящий детский сад. Радость Владимир Маяковский «Владимир Ильич Ленин» Люди боятся великой музыки, люди боятся великой поэзии, люди боятся глубокой Близости. Их любовные романы — это просто игра «ударь и убеги». Они не идут глубоко в существо друг друга, потому что идти глубоко в существо друг друга страшно — потому что водоем существа «другого» отразит Тебя… Не ждите, что кто-то принесет вам цветы. Возделывайте ваш собственный сад и украшайте вашу собственную душу. Шри Шри Рави Шанкар добавлено: 2 года назад похожие
+2 Не человек, а двуногое бессилие. добавлено: 3 года назад похожие
+4 Не люби никого, и ты будешь нравиться всем. Посылай к черту весь мир, и тобой будут восхищаться. Люди не ценят хорошего отношения. Владимир Высоцкий добавлено: 2 года назад похожие
+3 Не люби никого, и ты будешь нравиться всем. Посылай к черту весь мир, и тобой будут восхищаться. Люди не ценят хорошего отношения. Владимир Высоцкий добавлено: 2 года назад похожие
+1 Не люби никого, и ты будешь нравиться всем. Посылай к черту весь мир, и тобой будут восхищаться. Люди не ценят хорошего отношения. добавлено: 2 года назад похожие
+3 Душу цветущую любовью выжег. добавлено: 2 года назад похожие
+2 Да здравствует добавлено: 3 года назад похожие
+2 Надежда сияет сердцу глупому. добавлено: 3 года назад похожие
+2 Я любил. Не стоит в старом рыться. добавлено: 2 года назад похожие
+1 Ладно, добавлено: 3 года назад похожие
+3 Затхлым воздухом – жизнь режем. добавлено: 3 года назад похожие
+1 Надо мною, добавлено: 3 года назад похожие
+3 Кроме любви твоей, Как ужасно расставаться, если знаешь, что любишь и в расставании сам виноват. Владимир Маяковский Я все равно добавлено: 3 года назад похожие
+3 Я все равно добавлено: 2 года назад похожие
+1 Надо мною, добавлено: 2 года назад похожие
+1 Нет людей. добавлено: 3 года назад похожие
+1 Когда вы понимаете, что вам больше нечего желать, весь мир принадлежит вам. Когда вы понимаете, что вам больше нечего желать, весь мир принадлежит вам. Когда вы понимаете, что вам больше нечего желать, весь мир принадлежит вам. добавлено: 1 год назад похожие
+1 Я ж Сделали картинку, назвали — «бог» и ждут, чтоб этот бог помог. добавлено: 2 года назад похожие
+2 Сделали картинку, назвали — «бог» и ждут, чтоб этот бог помог. Владимир Маяковский добавлено: 3 года назад похожие
+3 Не бойтесь кого-то потерять. Вы не потеряете того, кто нужен вам по жизни. Теряются те, кто послан вам для опыта. Остаются те, кто послан вам судьбой. Ф. Ницше добавлено: 3 года назад похожие
+2 |
Источник
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!
/ Сочинения / Маяковский В.В. / Разное / «Я хочу быть понят своей страной»
У великого русского поэта XIX века Н. А. Некрасова есть замечательные слова:
Кто живет без печали и гнева,
Тот не любит отчизны своей.
Поэт Владимир Маяковский жил с «печалью и гневом» и страстно любил свою отчизну.
Мотивы печали, неудовлетворенности, одиночества, неустроенности в личной жизни звучат во многих его произведениях.
Страдающим и одиноким пришел в русскую поэзию юный Владимир Маяковский. В стихах молодого поэта поражало необычное содержание и ошеломляющая поэтическая новизна — то, что отпугивало современную ему критику, не желавшую понять и объяснить эту новизну.
Мир не раскрывает свои тайны перед поэтом, и он недоуменно вопрошает:
Послушайте!
Ведь если звезды
зажигаются —
значит — это кому-нибудь нужно?
Значит — это необходимо,
чтобы каждый вечер над крышами
загоралась хоть одна звезда?!
Несовершенство жизнеустройства, резкое несоответствие мечты и действительности порождало недоуменные вопросы.
Стихотворение с вызывающим названием «Нате!» нашло своего адресата и произвело именно то действие, на которое автор мог рассчитывать.
Также в разладе с действительностью и мечтами о будущем родились и строки, к которым надо особо прислушаться, желая понять жизнь и личность Маяковского, его творчество:
Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб!
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души!
Это голос молодого Маяковского. Обратим же внимание на то, какой контраст изначально терзает душу поэта. Он — «весь — боль и ушиб» — взращивает «сад фруктовый» для грядущих людей. В этих строках — идея жертвенного служения людям, характерная для классической русской литературы.
Хрестоматийный облик Маяковского, «агитатора, горлана-главаря», кажется, не допускает мысли о душевной слабости.
Поэт в зрелую пору не любил выносить на люди душевную смуту, «становясь на горло собственной песне».
Но душа выдает себя, она радуется и ликует, негодует и кровоточит. Бездушная поэзия — не поэзия.
Одно из самых замечательных произведений Маяковского, на мой взгляд, поэма «Про это». Она о себе и о любви, поэма, в которой ярче и глубже, чем в других, более поздних поэмах, раскрываются характер и личность Маяковского.
Были и ранние поэмы о любви («Облако в штанах»). Была самая светлая, не осложненная драматическими коллизиями поэма «Люблю». Поэт тогда переживал пик своего чувства к Л. Ю. Брик, поэтому и был уверен: «Не смоют любовь ни ссоры, ни версты. Продумана, выверена, проверена».
Но в действительности любовь принесла тонко чувствующему поэту одни страдания.
Внешне он был спокойный, дерзкий, неуязвимый, а на самом деле — очень незащищенный. И все это очень близко, понятно нам в поэте, потому что это — общечеловеческие качества. Меня очень трогают его проникновенные строки о любви к «зверью»:
Я люблю зверье.
Увидишь собачонку —
тут у булочной одна —
сплошная плешь, —
из себя
и то готов отдать печенку,
Мне не жалко, дорогая,
ешь!
А вот поэт-горлан, поэт-трибун, поэт-глашатай мне, живущей в начале XXI века и переживающей все его сложные и трагические события, не совсем понятен. Он мечтал о прекрасном «коммунистическом далеко», славил трижды отечество, которое будет, а что же сейчас? Что славить, кого славить и за что?
Далекое будущее, XXX век представлял Маяковский в своих стихах. Как ни торопил жизнь, как ни верил в коммуну у ворот, а избавление от угнетающей инерции старого быта относил лишь в далекое будущее:
Ваш
Тридцатый век
обгонит стаи
сердце раздиравших мелочей.
Нынче недолюбленное наверстаем
звездностью бесчисленных ночей.
И снова Маяковский-романтик произносит слово о любви.
О любви, которая бы не была «служанкой замужеств, похоти, хлебов», о любви, которая бы заполнила собой вселенную и «чтоб вся на первый крик «Товарищ!» — оборачивалась земля». Такой представлял, такой хотел видеть любовь Маяковский. Ему не было дано счастье испытать такую любовь: все дело в том, что в каждом любовном романе есть два персонажа, от которых в равной мере зависит его судьба.
Такой Маяковский понятен нам, близок и современен.
Маяковский-сатирик — тоже наш современник. Сатира в творчестве поэта — это «кавалерия острот», поднявшая «рифм отточенные пики», это любимейший род оружия.
«Очень много разных мерзавцев ходит по нашей земле и вокруг», — отмечает поэт в стихотворении «Разговор с товарищем Лениным». «Окрутить их, разоблачить перед лицом народа» — такую задачу ставит перед собой Маяковский.
Он едко высмеивает все отрицательные проявления в советском быту («О дряни», «Любовь», «Пиво и социализм»), борется с бюрократизмом в учреждениях («Прозаседавшиеся», «Фабрика бюрократов»), выступает против пережитков капитализма в сознании людей («Трус», «Ханжа», «Подлиза», «Сплетник»), наносит сокрушительные удары по царству доллара, по международным убийцам и поджигателям новой войны.
Маяковский в стихотворении «Столп» хочет, чтобы «критика дань носила», хотя «очень много разных мерзавцев ходят по нашей земле и вокруг, целая лента типов тянется: волокитчики, подхалимы, сектанты, пьяницы».
В наши дни слова из стихотворения «Прозаседавшиеся»: «О, хотя бы еще одно заседание относительно «искоренения всех заседаний!» стали крылатыми. Они и сегодня направлены против бюрократов, управленческого аппарата, бесплодных заседаний и голосований депутатов и т. д.
«Моет», просто стирает бюрократов и пьеса «Баня». Бюрократы Победоносиков и его секретарь Оптимистенко не дают дороги новому изобретению, мешают движению вперед. Эта пьеса показывает вред бюрократизма, враждебность его всей творческой, созидательной атмосфере общества. К сожалению, живут победоносиковы и оптимистенки и в нашей дни. Сатира Маяковского «косила» дрянь, помогала читателю увидеть, кто есть кто.
Отрадно отметить, что в наше время все больше появляется дерзающих, думающих, смелых людей, которые хотят, чтобы демократизм, предприимчивость помогли нашему обществу.
А как злободневны и сегодня строки из стихотворения «Душа общества»:
…как от острого,
как бы заразного,
беги,
товарищ,
от алкоголика,
который бахвалится тем,
сколько пива и водки выпито!
Да, я считаю, что Владимир Маяковский «понят своим народом», хотя каждый воспринимает его по-своему.
В. Маяковский был человеком чрезвычайно чувствительным, готовым отдать все «за одно только слово ласковое, человечье».
Какое скромное (и какое страстное!) желание и какая грандиозная плата за него!
/ Сочинения / Маяковский В.В. / Разное / «Я хочу быть понят своей страной»
Источник
Присылай нам свои работы, получай litr`ы и обменивай их на майки, тетради и ручки от Litra.ru!
/ Сочинения / Маяковский В.В. / Стихотворения / Образ поэта в лирике Маяковского
«Маяковским разрешается элементарная и великая проблема поэзии для всех, а не для избранных», – говорит О.Э. Мандельштам о творчестве В.В. Маяковского. Маяковский известен нам как новатор и просто великолепный поэт. Своему делу он всегда отдавался полностью, стремился делать все, что в его силах и даже больше для народа: это желание нашло отражение в его поэзии.
В 1912 г. юный Маяковский вместе со своими единомышленниками футуристами выпускает альманах и манифест «Пощечина общественному вкусу», тем самым сделав себе репутацию крайне неоднозначного и скандального поэта. Тогда публика еще не была к такому яркому проявлению личности.
Между тем, за всем этой экстравагантностью и антиэстетизмом скрывалась пылкая душа поэта, душа человека с ясным взглядом на мир, с высокой миссией. «Светить всегда!/светить везде, до дней последних донца…», – озвучивает лозунг поэта Маяковский в стихотворении «Необычайное приключение…». Маяковский как организатор литературной группы «ЛЕФ» (Левый фронт) выдвинул три основных принципа поэзии: принцип социального заказа, принцип литературы факта и принцип искусства-жизнестроения. Так, основой для «Необычайного приключения» послужило абсолютно реальное событие – встреча поэта с солнцем у себя на даче. Но гениальность и новаторство Маяковского проявилось именно в том, что обычный факт он преподносит еще и с фантастическим подтекстом: поэт начинает разговор с солнцем, что еще больше сближает их. «Ты да я,/нас, товарищ, двое!», – говорит солнце. Истинное назначение поэта Маяковский видит в полной отдаче, непрекращающейся работе, которая будет нести людям свет: и даже когда на небе не будет солнца – светила, дарующего людям радость и покой, самого теплого человеческого спутника – путь людской будут озарять стихи.
Образ поэзии-света также нашел отклик в стихотворении «Послушайте!». Здесь автор представил свой взгляд на назначение поэзии. Поэзия – эта та великая сила, которая никогда не угаснет, та великая надежда, которая никогда не потухнет, как и звезды будут каждую ночь выходить на небо – и так до бесконечности. Быть может, для кого-то поэзия – это не просто «плевочки», быть может, остались еще люди, которые способны разглядеть в ней «жемчужину»? Ведь без света не может быть будущего, а именно слово может озарять умы и привести все общество в мир идеального будущего.
Грядущие люди!
Кто вы?
Вот – я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души!
В этих строчках перед нами предстает поэт-жертвенник. Поэта терзает то, что его не понимают, что его творчество никому, по сути, не нужно, что поэт весь «боль и ушиб». Но он не теряет веры в светлое будущее, веры в грядущее поколение, которому он завещает «фруктовый сад» его великой души. Только самое лучшее он оставит последующему поколению – свои стихи.
Сверхзадача поэзии по Маяковскому – это служение людям. Поэт верил, что слово – это то, что может навести человека на правильный путь. Для себя Маяковский давно определил, во имя чего он пишет, и он жертвует собой ради служения людям, ради того, чтобы хоть чуть-чуть приблизить идеальное.
Добавил: olyaolyalya
11583 человека просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.
/ Сочинения / Маяковский В.В. / Стихотворения / Образ поэта в лирике Маяковского
Смотрите также по
произведению «Стихотворения»:
- Полное содержание
- Критические статьи
Источник