Грядущие люди кто вы вот я весь боль и ушиб анализ

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо —
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури
строгое — древних икон — чело.
На теле твоем — как на смертном одре —
сердце дни кончило.

В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».

Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотрите —
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!

Помните:
под ношей креста
Христос
секунду
усталый стал.
Толпа орала:
«Марала!
Мааарррааала!»

Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченных добровольцам
от человека пощады нет!

Довольно!

Теперь —
клянусь моей языческой силою!-
дайте
любую
красивую,
юную,-
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести и в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:
вся земля —
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Убьете,
похороните —
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешенный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие потом и базаром.

Ночью вскочите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей:
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.
Да!
Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку!
Молитва у рта,-
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,-
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!

И когда,
наконец,
на веков верхи став,
последний выйдет день им,-
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!

Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.
От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

Анализ стихотворения «Ко всему» Маяковского

Публикация произведения Владимира Владимировича Маяковского «Ко всему» впервые состоялась в альманахе «Стрелец».

Стихотворение датируется осенью 1916 годом. Поэт молод, определен служить ратником в Автомобильную школу, сочиняет поэмы, знакомится с литературными кругами, даже дарит свои стихи А. Блоку. Поводом для создания стихотворения послужила история, случившаяся с Л. Брик и ее мужем в день свадьбы. Их общая знакомая принесла к ним домой вино и фрукты. Эта банальная подробность произвела на В. Маяковского сильное впечатление. Он живо представил всю сцену и излил свое отчаяние в стихах. Жанр – любовная лирика, размер – акцентный стих с подобием перекрестной рифмовки. Лирический герой – сам влюбленный растерзанный ревностью автор. Слова и строки здесь как выстрелы. Начинается лесенка с града отрицаний, обращений, вопросов и восклицаний. «И ты?»: как в известном выражении «и ты, Брут?» Рефрен: за что? Свое чувство ему кажется романтическим, возвышенным. Интимная деталь чужой семейной жизни выставляет вдруг его дураком. «Не выкрал ложек»: даже тени какого-то черного чувства к этой паре не допускал. «Пятого этажа»: числительное придает правдоподобия всей истории. Весь мир хохочет над Дон-Кихотом, который возомнил, что он героине нужен. Его любовь запачкана похотью. Героиня будто убивает его словом. Он даже вспоминает Бога без привычного вызова. Впрочем, в данном контексте такое сравнение кощунственно. «Марала»: библейский город. Со второй половины стиха поэт практически приходит в исступление, провозглашает себя ненасытным язычником: любую изнасилую. Без чувств, «как рожок на рожок влез». Дьявольская метафора: в сердце плюну. Нормы для ветхозаветных людей теперь привлекают его: око за око. Кому грозит он в бессильной ярости – непонятно. Просто пытается уничтожить себя, а заодно и весь мир. Сравнения: земля – каторжник, собакой забьюсь. Градация глаголов и диких метафор, где он, мертвец, вылезает из гроба, кусает ножища (просторечный увеличительный суффикс), как оборотень, мощным быком, затравленным лосем несется на этот мир. Наконец, приходит время прямому кощунству. С. Разин, бунтовщик, был предан церковной анафеме. Поэт же малюет его портрет на иконостасе. Вот уже толпы убийц идут резать спящий город. Анафора: от окон. Одушевление: у неба рот. Обращение к грядущим людям, которым поэт звучной метафорой завещает фруктовый (ирония, намек на те самые фрукты) сад «великой души».

Бешеная ярость ломаного стихотворения «Ко всему» В. Маяковского вызвана ревностью к прошлому его пассии Л. Брик.

  • Следующий стих → Владимир Маяковский — Кофта фата
  • Предыдущий стих → Владимир Маяковский — Дешевая распродажа

Слушать аудио-стихотворение:

Читать стих поэта Владимир Маяковский — Ко всему на сайте РуСтих: лучшие, красивые стихотворения русских и зарубежных поэтов классиков о любви, природе, жизни, Родине для детей и взрослых.

Источник

  Â îäíîì èç ñâîèõ ðàííèõ ñòèõîòâîðåíèé ìîëîäîé Ìàÿêîâñêèé íàïðÿìóþ îáðàùàåòñÿ ê íàì:

     Ãðÿäóùèå ëþäè!
     Êòî âû?
     Âîò — ÿ
     âåñü
     áîëü è óøèá.
     Âàì çàâåùàþ ÿ ñàä ôðóêòîâûé
     Ìîåé âåëèêîé äóøè.   («Êî âñåìó» 1916)

     Íàëèöî òðåâîæíûé êîíòðàñò, òåðçàþùèé äóøó ïîýòà: îí — «âåñü áîëü è óøèá» — âûðàùèâàåò «ñàä ôðóêòîâûé» äëÿ ëþäåé áóäóùåãî. Òî åñòü îòíîøåíèÿ ïîýòà ñ ñîâðåìåííîñòüþ íå ñêëàäûâàþòñÿ, âåäü èìåííî ðàçëàä ñ äåéñòâèòåëüíîñòüþ, íåâîçìîæíîñòü íàéòè îòêëèê â ñåðäöàõ ÷èòàòåëåé ïîáóæäàþò ëèðè÷åñêîãî ãåðîÿ îáðàòèòüñÿ ê ãðÿäóùèì ëþäÿì.

     Ïðîéä¸ò ÷åòûðíàäöàòü ëåò, çàêîí÷èòñÿ ïåðâàÿ ìèðîâàÿ âîéíà, îòãðåìèò ðåâîëþöèÿ, îòïîëûõàþò ïîæàðû  âîéíû ãðàæäàíñêîé, îòñòóïèò ðàçðóõà, à Ìàÿêîâñêèé, êàê áû ïðåäâèäÿ âñåâîçìîæíûå ìàíèïóëÿöèè âîêðóã ñâîåãî èìåíè è òâîð÷åñòâà, çà íåñêîëüêî ìåñÿöåâ äî ñìåðòè ñíîâà îáðàòèòñÿ ê íàì:

     Ñëóøàéòå,
               òîâàðèùè ïîòîìêè,
     àãèòàòîðà,
               ãîðëàíà-ãëàâàðÿ.
     Çàãëóøà
               ïîýçèè ïîòîêè,
     ÿ øàãíó
               ÷åðåç ëèðè÷åñêèå òîìèêè,
     êàê æèâîé
               ñ æèâûìè ãîâîðÿ.  («Âî âåñü ãîëîñ» 1929-1930)

     Ïðèñëóøàåìñÿ ê ýòîé ïðîñüáå ïîýòà è çàäóìàåìñÿ, ÷òî æå çàñòàâèëî åãî îáðàùàòüñÿ ê ëþäÿì áóäóùåãî «÷åðåç õðåáòû âåêîâ è ÷åðåç ãîëîâû ïîýòîâ è ïðàâèòåëüñòâ».

   
     Òåìà ïîýòà è ïîýçèè, âçàèìîîòíîøåíèé ïîýòà ñ îêðóæàþùåé äåéñòâèòåëüíîñòüþ, åãî ìåñòà â ýòîé ñàìîé äåéñòâèòåëüíîñòè ÿâëÿåòñÿ âàæíåéøåé â òâîð÷åñòâå Ìàÿêîâñêîãî.  ðàííåé ëèðèêå îíà ðåøàåòñÿ êàê ïðîòèâîñòîÿíèå ïîýòà òîëïå, âîñïðèíèìàþùåé åãî êàê øóòà, ðàçâëåêàþùåãî å¸ ñûòóþ è òóïóþ ïðàçäíîñòü. («Íàòå» 1913)

      È âìåñòå ñ òåì ïîýçèÿ — âåëèêîå è ïðåêðàñíîå îòêðîâåíèå.  äâóõ ñòèõîòâîðåíèÿõ 1914 ãîäà, ïîñâÿù¸ííûõ ýòîé òåìå: «Ïîñëóøàéòå!» è «À âñ¸-òàêè» — ïîÿâëÿåòñÿ îáðàç Áîãà, ïðè÷¸ì Áîãà «î÷åëîâå÷åííîãî», î÷åíü ïðîñòîãî, ñòðàñòíîãî ïîêëîííèêà ïîýçèè:

     È Áîã çàïëà÷åò íàä ìîåþ êíèæêîé!
     Íå ñëîâà — ñóäîðîãè, ñëèïøèåñÿ êîìîì;
     è ïîáåæèò ïî íåáó ñ ìîèìè ñòèõàìè ïîä ìûøêîé,
     è áóäåò, çàäûõàÿñü, ÷èòàòü èõ ñâîèì çíàêîìûì.  («À âñ¸-òàêè»)

     Âî âðåìÿ ðåâîëþöèè è ãðàæäàíñêîé âîéíû ïîýò ìíîãî ðàáîòàåò â îêíàõ ÐÎÑÒÀ, ïûòàÿñü íà ñâî¸ì ïðèìåðå ïîêàçàòü, êàê äîëæíû òðóäèòüñÿ ïðåäñòàâèòåëè òâîð÷åñêîé èíòåëëèãåíöèè äëÿ ñâîåé ñòðàíû, äëÿ ðåâîëþöèè, äëÿ áóäóùåãî. Âîò îäíî èç òèïè÷íûõ ñòèõîòâîðåíèé ýòîãî ïåðèîäà:

     Ðàíüøå áûëè ïèñàòåëè áåëîðó÷êè.
     Ðàáîòàëè äëÿ êðîõîòíîé ðàçðÿæåííîé êó÷êè.
     À òåïåðü ïèñàòåëü — ãîëîñ ìàññ.
     Ñòàíåò ñàì ó íàáîðíûõ êàññ.
     È ïîêàæåò â äåíü ïèñàòåëüñêîãî ñóááîòíèêà,
  ÷òî Ðîññèÿ íå áåëîðó÷êó íàøëà, à ðàáîòíèêà.  («Ðàíüøå áûëè ïèñàòåëè áåëîðó÷êè» 1920) 

     Ãëàâíóþ ìûñëü ýòîãî ñòèõîòâîðåíèÿ ïðîäîëæàþò è ðàçâèâàþò «Íåîáû÷àéíîå ïðèêëþ÷åíèå, áûâøåå ñ Âëàäèìèðîì Ìàÿêîâñêèì ëåòîì íà äà÷å» (1920), «Ïðèêàç ïî àðìèè èñêóññòâà» (1918), «Ïðèêàç ¹2 àðìèè èñêóññòâ» (1921) è ìíîãèå äðóãèå.

     Îäíàêî áåçîãëÿäíîå ñëóæåíèå ïîýòà ðåâîëþöèè, çëîáå äíÿ, îòêàç îò òîãî, î ÷¸ì  ÕÎ×ÅÒÑß  ïèñàòü, âî èìÿ òîãî, ÷òî  ÍÀÄΠ ïèñàòü, âåðîÿòíî, íå äàâàëè åìó ïîëíîãî óäîâëåòâîðåíèÿ.

     Óæå â 1924 ãîäó â ñòèõîòâîðåíèè «Þáèëåéíîå» ïðîñêîëüçíóò ìíîãîçíà÷èòåëüíûå è òðåâîæíûå ñëîâà î íåíóæíîñòè  ïîýçèè ñîâðåìåííèêàì. È ýòî  â  òî âðåìÿ, êîãäà â ñòðàíå îäíà çà äðóãîé ñîçäàþòñÿ ïèñàòåëüñêèå îðãàíèçàöèè, íà÷èíàþò èçäàâàòüñÿ ëèòåðàòóðíûå æóðíàëû, êîãäà â ïîýçèþ âõîäèò áîëüøîå êîëè÷åñòâî «ïðîëåòàðñêèõ» ïîýòîâ. Íî ìû ïîìíèì, ÷òî â äâàäöàòûå ãîäû ïðîøëîãî âåêà âîçðàñòàåò èäåîëîãè÷åñêîå äàâëåíèå íà äåÿòåëåé èñêóññòâà è õóäîæåñòâåííîå òâîð÷åñòâî ïûòàþòñÿ ïðåâðàòèòü â ðóïîð èäåé êîììóíèñòè÷åñêîé ïàðòèè.  ýòî âðåìÿ íà ïåðâûé ïëàí â ëèòåðàòóðå âûäâèãàþòñÿ èìåííî «äåëüöû è ïðîëàçû», êîòîðûì ðàáî÷å-êðåñòüÿíñêîå ïðîèñõîæäåíèå è ïàðòèéíûé áèëåò âïîëíå çàìåíÿþò òàëàíò. È ó Ìàÿêîâñêîãî,  èñêðåííå æåëàâøåãî áûòü ïîëåçíûì ðåâîëþöèè è ñâîåìó íàðîäó, ïîÿâëÿåòñÿ îùóùåíèå ñâîåé íåíóæíîñòè.

Читайте также:  От чего появляются гематомы без ушиба

     Îá ýòîì îí ðàçìûøëÿåò â  ïðåäñìåðòíîé ïîýìå «Âî âåñü ãîëîñ». Òåìà ïîýòà è ïîýçèè ÿâëÿåòñÿ çäåñü âåäóùåé è ðåøàåòñÿ, êàê è âî âñ¸ì òâîð÷åñòâå Ìàÿêîâñêîãî, òðàãè÷åñêè. Ïîòåðÿâ íàäåæäó îáðåñòè ïîíèìàíèå ñîâðåìåííèêîâ, ïðåäâèäÿ ñâîþ ñêîðóþ ãèáåëü, ïîýò îáðàùàåòñÿ ê «óâàæàåìûì òîâàðèùàì ïîòîìêàì», ê íàì.
 
     Ñâîèì ñàìûì çíà÷èòåëüíûì ëèòåðàòóðíûì äîñòèæåíèåì Ìàÿêîâñêèé ñ÷èòàåò ñàòèðó, õîòÿ îí ìóæåñòâåííî ñîçíà¸ò, ÷òî ñòèõè, ïîñâÿù¸ííûå çëîáå äíÿ, æèâóò íåäîëãî. Ïîýòó õî÷åòñÿ âåðèòü â òî, ÷òî åãî «ñòèõ òðóäîì ãðîìàäó ëåò ïðîðâ¸ò» è ÿâèòñÿ ïåðåä ïîòîìêàìè «âåñîìî, ãðóáî, çðèìî», ÷òîáû ïîâåäàòü  èì î òðóäíîì âðåìåíè, â êîòîðîå äîâåëîñü æèòü ïîýòó.

     Íî â ýòîé ìûñëè òàèòñÿ, íàâåðíîå, ñàìîå òðàãè÷åñêîå ïðîòèâîðå÷èå Ìàÿêîâñêîãî: ðàññêàçûâàòü îá èñòîðè÷åñêèõ ñîáûòèÿõ, ïðîïàãàíäèðîâàòü è àãèòèðîâàòü íå åñòü ïðåäìåò ïîýçèè. Õîòÿ Ìàÿêîâñêèé è ïûòàëñÿ óáåäèòü ÷èòàòåëåé è îñîáåííî ñåáÿ â ýòîì. Âîò ÷òî ïèñàë îí â 1923 ãîäó â ñòèõîòâîðåíèè «Âåñåííèé âîïðîñ»:

     ß, íàïðèìåð,
                ñ÷èòàþñü õîðîøèì ïîýòîì.
     Íó, ñêàæåì,
                ìîãó
                äîêàçàòü:
                «ñàìîãîí — áîëüøîå çëî».

     Òàê è õî÷åòñÿ ñïðîñèòü: «Âëàäèìèð Âëàäèìèðîâè÷, à ïîýòó ëè íàäî ýòî äîêàçûâàòü? Èëè ó ïîýçèè âñ¸-òàêè åñòü äðóãèå òåìû?»

     Êîíå÷íî, âñ¸ ýòî Ìàÿêîâñêèé ïðåêðàñíî ïîíèìàë, îá ýòîì ñìóù¸ííî è îòòîãî ãðóáîâàòî ñêàçàë åù¸ â ñòèõîòâîðåíèè «Þáèëåéíîå»:

      Íàìè
           ëèðèêà
                â øòûêè
                íåîäíîêðàòíî àòàêîâàíà,
     èùåì ðå÷è
               òî÷íîé
                è íàãîé.
     Íî ïîýçèÿ —
                ïðåñâîëî÷íåéøàÿ øòóêîâèíà:
     ñóùåñòâóåò —
                è íè â çóá íîãîé.

     Íî ïîýò ïðîäîëæàë «ñòàíîâèòüñÿ íà ãîðëî ñîáñòâåííîé ïåñíå», è ïîÿâëÿëèñü òàêèå ñòèõîòâîðåíèÿ êàê «Åâïàòîðèÿ» (1928), «Çåìëÿ íàøà îáèëüíà» (1928) è äàæå…   «Ïîèñêè íîñêîâ» (1928):

     Èç ñåðäöà
              ëèðè÷åñêèé ñîð
                ãîíè…
     Èíûå
          ïðè÷èíû
                ìîåé òîñêè:
     ÿ ñòðàäàþ…
                Äà¸øü,
                ãîñîðãàíû,
     ïðî÷íûå,
              âïîðó,
                êðàñèâûå íîñêè!

     Øëè ãîäû, è Ìàÿêîâñêèé ïîíèìàë, ÷òî êàê ïîýò îí íå ðåàëèçîâàë ñåáÿ â ïîëíîé ìåðå, ÷òî âðåìÿ, ãëàøàòàåì êîòîðîãî îí òàê èñêðåííå õîòåë áûòü, îòòîðãàåò åãî.

     Ñêîðî âîò
                è ÿ
                óìðó
                è áóäó íåì,
— îáðîíèë òðèäöàòèëåòíèé ïîýò â ñòèõîòâîðåíèè «Þáèëåéíîå».  Íàñòîðàæèâàåò ñëîâî «ñêîðî».

      ïîñëåäóþùèå ãîäû ìûñëü î ñìåðòè  âñòðåòèòñÿ åù¸ íå ðàç  è âñåãäà ðÿäîì ñ ðàçìûøëåíèÿìè î òâîð÷åñòâå, î ìåñòå ïîýòà â îêðóæàþùåì ìèðå, ñðåäè ñîâðåìåííèêîâ.

     «Âî âåñü ãîëîñ» — ýòî ïðîùàíèå è çàâåùàíèå Ìàÿêîâñêîãî, òàê è íå íàøåäøåãî òîé ãðàíè, äî êîòîðîé ïîýò ìîæåò ñëóæèòü çëîáå äíÿ, îñòàâàÿñü ïîýòîì, íå ïðåâðàùàÿñü â «àãèòàòîðà, ãîðëàíà-ãëàâàðÿ».

     Æèòü åìó îñòàâàëîñü ñîâñåì íåìíîãî, à îí åù¸ è òîðîïèë:
 
     Òîâàðèù æèçíü,
                äàâàé áûñòðåé ïðîòîïàåì,
      ïðîòîïàåì
                ïî ïÿòèëåòêå
                äíåé îñòàòîê.

     È äàëüøå î ñåáå óæå â ïðîøåäøåì âðåìåíè:

     Ìíå
         è ðóáëÿ
                íå íàêîïèëè ñòðî÷êè,    
     êðàñíîäåðåâùèêè
                íå ñëàëè ìåáåëü íà äîì. («Âî âåñü ãîëîñ»)

      àïðåëå 1930 ãîäà Ìàÿêîâñêèé çàñòðåëèëñÿ. Ñîâðåìåííèêè, ëèòåðàòóðîâåäû è êðèòèêè ïðèâîäÿò ìíîæåñòâî ïðè÷èí, ïîäòîëêíóâøèõ åãî ê ðîêîâîìó øàãó. Íî äóìàåòñÿ,  áóäü ó ïîýòà óâåðåííîñòü â ïðàâèëüíîñòè âûáðàííîãî èì òâîð÷åñêîãî ïóòè, ñîçíàíèå òîãî, ÷òî îí ðåàëèçîâàë ñâîé îãðîìíûé òàëàíò, îí ñóìåë áû ïðåîäîëåòü âñå òðóäíîñòè è âûñòîÿòü. Òðàãåäèÿ Ìàÿêîâñêîãî â òîì, ÷òî òàêîé óâåðåííîñòè ó íåãî íå áûëî.

Источник

На этой странице читайти стихи «Ко всему» русского поэта Владимира Маяковского, написанные в 1916 году.

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо —
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури
строгое —
древних икон —
чело.
На теле твоем — как на смертном одре —
сердце
дни
кончило.

В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».

Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотрите —
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!

Помните:
под ношей креста
Христос
секунду
усталый стал.
Толпа орала:
«Марала!
Мааарррааала!»

Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченных добровольцам
от человека пощады нет!

Довольно!

Теперь —
клянусь моей языческой силою!-
дайте
любую
красивую,
юную,-
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести и в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:
вся земля —
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Убьете,
похороните —
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешенный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие потом и базаром.

Ночью вскочите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей:
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.
Да!
Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку!
Молитва у рта,-
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,-
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!

И когда,
наконец,
на веков верхи став,
последний выйдет день им,-
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!

Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.
От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

Владимир Маяковский. Лирика.
Москва, «Художественная Литература», 1967.

Другие стихи Владимира Маяковского

» Испания

Ты — я думал —
райский сад.
Ложь
подпивших бардов….

» Казань

Стара,
коса
стоит
Казань….

» Кофта фата

Я сошью себе черные штаны
из бархата голоса моего.
Желтую кофту из трех аршин заката.
По Невскому мира, по лощеным полосам его,…

» Крым

Хожу,
гляжу в окно ли я
цветы
да небо синее,…

» Левый марш

Разворачивайтесь в марше!
Словесной не место кляузе.
Тише, ораторы!
Ваше…

» Лиличка!

Дым табачный воздух выел.
Комната —
глава в крученыховском аде.
Вспомни -…

Владимир Маяковский

Владимир Маяковский

Источник

ХХ век в России стал временем двух мировых войн, трех революций, Гражданской войны, целого ряда побед, оказавших влияние на мировую историю, и едва ли не меньшего количества трагедий, принесших народу неисчислимые страдания. Однако наша страна вынесла все эти испытания, во многом благодаря той духовной культуре, которая веками формировалась в недрах народных и нашла свое воплощение в национальном фольклоре, православии, русской философии, литературе, музыке, живописи.

Читайте также:  Если болит колено после ушиба как лечить

Золотой век русской литературы оказался в далеком прошлом, а в начале ХХ века на смену ему пришел уже Серебряный век. Спецификой данного периода можно считать активное взаимодействие разных искусств, однако футуризм
, к которому относится творчество Владимира Маяковского, претендовал на рождение сверхискусства, способного преобразить мир. Новое искусство требовало новых способов выражения. Основным способом стало эпатирование. Это и хлесткие названия, и резкие оценки, и побуждения к действию.

Но главное — футуризм делал установку на изменение языка. Футуристы не церемонились со словом: оно опредмечивалось, его можно было дробить, переиначивать, создавать новые комбинации из этих раздробленных, разрушенных слов. Некоторые футуристы ушли в этот эксперимент «с головой», но только не Владимир Маяковский. Создав принципиально новый тонический стих, он не отказался от истинного смысла слова. Поэтому его стихотворения полны ярких образов, необычных средств, но больше всего — идей.

В 1916 году, когда Россия находилась в состоянии неоконченной войны, Маяковский пишет стихотворение «Надоело»
. Судя по названию и дате написания, произведение явно должно быть связано с войной. Что может надоесть во время войны? Гибель людей, ранения, голод, разруха… Однако первые строки стихотворения неожиданно обращают читателя к именам великих классиков: «Анненский, Тютчев, Фет»
. Очевидно, начитавшись нетленных произведений этих поэтов, герой, «тоскою к людям ведомый»
, идет в кинематографы, трактиры, кафе. Но разве можно найти в этих местах человека? В надежде все-таки увидеть его, лирический герой смотрит по сторонам, хотя «страх орет из сердца»
и «мечется по лицу, безнадежен и скучен»
.

… неведомое ни на суше, ни в пучинах вод,
старательно работает над телячьей ножкой
загадочнейшее существо.

В процессе бесконечного поглощения еды (это в то время, когда миллионы солдат на фронте голодали) это существо превращается в «два аршина безлицого розового теста»
. Самое страшное, что все вокруг просто кишит подобными экземплярами, и это приводит героя к неутешительному выводу: «Нет людей»
. Наверное, эта фраза и может считаться главной идеей
стихотворения. Но герой идет дальше в своих рассуждениях. В отчаянье от чувства одиночества, в тоске по человечности и красоте герой обращается ко всему городу. Он готов не просто броситься на землю, истирая в кровь лицо «корою камня»,
«слезами асфальт омывая»
. Герою хочется сбежать из этой толпы, где не понимают «крика тысячедневных мук»
.

Увиденную за столиком в кафе «образину»
трудно назвать человеком, который должен быть наделен разумом, а не вечным желанием набить свою утробу. И вот тогда в стремлении найти хоть какую-то живую душу «истомившимися по ласке губами»
герой готов «тысячью поцелуев»
покрыть «умную морду трамвая»
.

Спасение он находит в доме, ведь, как известно, мой дом — моя крепость:

В дом уйду.
Прилипну к обоям.

Там даже чайная роза на обоях комнаты кажется более подходящим слушателем и собеседником, чем увиденные им человекообразные существа, и ей, а не им, он готов читать свои стихи.

В качестве некоего вывода он публикует заключительные строки, что называется, «для истории»
:

Когда все расселятся в раю и в аду,
земля итогами подведена будет —
помните:
в 1916 году
из Петрограда исчезли красивые люди.

Печально сознавать, что в самые тяжелые годы суровых испытаний поэт Владимир Маяковский не нашел вокруг красивых, прежде всего, душою людей. И тогда становится до конца понятным название стихотворения: «надоело»
призывать к совести, надоело стучаться в открытую дверь, надоело искать настоящих людей!

Стихотворение «Нате!» было написано в 1913 году. В данном произведении лирический герой совершенно одинок. Он вынужден находиться в окружении «жирных» обывателей, которым нет дела до поэзии. Это одно из самых саркастичных произведений поэта.

Первая строфа: противопоставление людей и лирического героя

Анализ стихотворения «Нате!» Маяковского показывает, что один из основных художественных приемов, которые используются Маяковским в его произведении «Нате!» — это антитеза. Даже само броское заглавие стихотворения говорит о его характере. Лирический герой в раннем творчестве Маяковского почти всегда противопоставляет себя окружающему миру. Он старается посмотреть на действительность со стороны, и все, что вызывает в нем этот взгляд, — ужас. Лирический герой является романтиком, а обрюзгший мир противопоставлен ему. Это подчеркивается при помощи использования местоимений «я» — «мы», которые достаточно контрастно противопоставляются в структуре произведения.

Особенности второй строфы: необычные сравнения

Проводя дальнейший анализ стихотворения «Нате!» Маяковского, школьник может рассказать о содержании следующей строфы. Она отличается тем, что в ней описана не только глухота слушателей к сказанному поэтом. Люди начинают менять и свой внешний вид. Например, мужчина становится из-за своего неряшливого поведения похож на свинью, женщина — на устрицу. Здесь можно увидеть, что за этими словами, которые на первый взгляд покажутся обычными оскорблениями, стоит стремление поэта указать на ограниченность простых обывателей. Ведь устрица всегда сидит в своей раковине, и она не может увидеть, что происходит за пределами ее мирка.

Белила, которыми густо покрыто лицо героини, вызывают ассоциацию с куклой. Женщина не слышит, о чем ей говорит лирический герой. Она похожа на куклу с красивой внешностью и совершенно пустым внутренним миром.

Третья строфа: противостояние людей и лирического героя

Дальнейший анализ стихотворения «Нате!» Маяковского показывает, что здесь это противопоставление достигает кульминации. Неправильная форма, употребляемая Маяковским в выражении «бабочка поэтиного сердца» призвана подчеркнуть уязвимость поэзии перед судом толпы. Озверев, она грозит растоптать лирического героя. Для того чтобы описать толпу, Маяковский использует эпитет «грязная». Сам образ толпы людей создается поэтом с помощью всего лишь одной детали — калош. С помощью этой характеристики поэт создает достаточно приземленный образ.

Антитеза в произведении

Противостоит лирическому герою и сам город, что подчеркивается с помощью антонимов «чистое» — «грязное». Данный факт также можно указать, проводя анализ стихотворения «Нате!» Маяковского. Переулок утром прекрасен, потому что он чист. Но постепенно прохожие выползают из своих домов и начинают его пачкать. Маяковский пишет: «Вытечет по человеку ваш обрюзгший жир». В этом месте поэт применяет метод эпатажа. Это также можно указать, проводя краткий анализ стихотворения «Нате!» Маяковского по плану. Он хочет разозлить своего читателя, шокировать его. Одновременно поэт хочет заставить задуматься о настоящих ценностях, которые не могут быть заменены внешней красотой.

Маяковского раздражают сытые и самодовольные люди, которые разодеты и раскрашены. Ведь под этой благопристойной внешностью, словно за личиной, скрываются гнусные и злые души. Их внутреннее состояние, к сожалению, никак не может быть подменено внешностью.

Каждый житель города живет, идет своим путем. Ему нет никакого дела до того, что думает и чувствует лирический герой произведения. Он оказывается обделенным вниманием других людей. Возможно, именно поэтому лирическому герою Маяковского и хотелось бы задеть как можно больнее жителей города.

Четвертая строфа: разрешение конфликта

Проводя краткий анализ стихотворения «Нате!» В. В. Маяковского, учащийся может указать: в этой части пять строк, а не четыре, как в предыдущих. Поэт пишет, что если захочет, то «плюнет в лицо» толпе. И, возможно, это единственный способ разрешить существующий между поэтом и толпой конфликт. Лирический герой чувствует себя совершенно непонятым и одиноким.

В своем произведении Маяковский говорит о тех ценностях, которые принадлежат к высшему порядку. Это духовная сторона человеческой жизни, счастье и горе. Данные ценности воплотить в жизнь призвана, прежде всего, поэзия. Почти весь арсенал возвышенных художественных средств оказывается посвященным именно ей («стихов шкатулок», «бабочка поэтиного сердца»).

Анализ стихотворения «Нате!» В. В. Маяковского: поэт и толпа

Нередко критики считали, что раннее творчество Маяковского слишком эгоистично. Но важен именно тот момент, что Владимир Владимирович противопоставлял обществу не себя как отдельно взятого индивида, а тип поэтической личности — любое человеческое существо, которое одарено в философском отношении. В начале своего произведения поэт всматривается в облики прохожих, однако затем все они сливаются в одно. Когда Маяковский говорит о толпе, которая «озвереет», и о «стоглавой воши», читатель может почувствовать отсылку к определенной литературной традиции.

Что может ждать того, кто противопоставляет себя обществу

Анализ стихотворения «Нате!» Владимира Маяковского — один из лучших образцов саркастического творчества поэта. Однако такая ирония не всегда приводит к хорошему. Вдумчивый читатель может невольно вспомнить и главный персонаж произведения «Преступление и наказание» Ф. М. Достоевского, Раскольникова. Он все человечество делил на два типа: «тварей дрожащих» и более достойных — «право имеющих». Для тех, кто принадлежит к первой категории, жизнью уготовано жалкое существование посреди повседневных проблем, нескончаемой суеты. А другим море по колено — для них не существует ровным счетом никаких законов. И читателю из произведения Достоевского известно, к чему могут привести подобные тенденции. Но положение «хозяина жизни» для многих оказывается слишком заманчивым.

Читайте также:  Что приложить к ушибу в домашних условиях

В данном отношении поэт становится похожим на Раскольникова. Он презирает людей как жалкую толпу; они представляются ему злобными и совершенно ничтожными. С другой стороны, поэт оказывается очень легкораним — ведь его сердце сравнимо с бабочкой. Во многих произведениях Маяковского лирический герой имеет смелость бросать вызов толпе. Однако в этом стихотворении его охватывает чувство другого рода — и это скорее ужас.

Произведение относится к позднему творчеству поэта и по своей сути является незаконченным, созданным лишь в виде вступления, но, по мнению литературоведов, может считаться полноценным сочинением.

Сочинение Анализ поэмы Облако в штанах Маяковского (стихотворение)

Изначально поэма имела другое название, «Тринадцать апостолов». Тринадцатым апостолом Маяковский видел себя. Но её не пропустила цензура. И название пришлось поменять

Анализ стихотворения Маяковского Хорошо

Владимир Маяковский – это патриот своей страны, России. Именно потому таким его считают, потому что он так себя несет. Например, в своих произведениях, он всегда высказывается в пользу народа

Анализ стихотворения Маяковского Прозаседавшиеся

Владимир Маяковский известный советский и российский поэт 20 столетия. Направлением его яркого творчества был футуризм, который захватывал в это время много юных поэтов.

Анализ стихотворения Маяковского Нате!

На границе 19 и 20 века – все терпит изменение, и, конечно же, литература также, и особенно – поэзия.
Маяковский попал именно в это время со своими изменениями в поэзии. По характеру этот человек – очень необычный, сильный и грубоват немного.

Анализ стихотворения Маяковского О дряни

Начиная с вступительных строк стихотворения, Маяковский намекает на то, что к людям низшего сословия он не имеет отвращения. Описывая мещанство поэт имеет в виду людей, которые думают только о себе

Анализ стихотворения Маяковского Юбилейное

Название стихотворения «Юбилейное» связано с годом написания – 1924, то есть, со 125-ой годовщиной со дня рождения А.С.Пушкина. Именно к этому поэту Маяковский обращается в своем монологе

Анализ стихотворения Маяковского А вы могли бы?

Маяковский – это талантливый, и весьма необычный человек. Именно потому, его стихотворения, и вообще, произведения весьма необычны, так как его характер и ироничность, иногда часто проявлялись и в произведениях его.

Анализ стихотворения Маяковского Лиличка

«Лиличка» — это невыразимо пронзительное, печальное и одновременно трогательное стихотворение, сошедшее с пера автора майским днем 1916 года.

Анализ стихотворения Маяковского Послушайте!

Данное стихотворение стало неким толчком для людей, которые каким-то образом потеряли веру в себя, сбились с пути. Маяковский вводит в стихотворение Бога, но он не мнимое существо

Анализ стихотворения Маяковского Хорошее отношение к лошадям

Маяковский был неординарной личностью и выдающимся поэтом. Он часто поднимал, в своих произведениях простые человеческие темы. Одна из них жалость и участие к судьбе лошади, которая упала посреди площади, в его стихотворении «Хорошее отношение к лошадям».

Анализ стихотворения Маяковского Ночь

Русская литература начало 20 века отличалась появлением разного рода тенденций, футуризм одно из актуальных движений времени. Не столь публичный юный лирик Маяковский относил себя к представителям этого направления

Анализ стихотворения Маяковского Люблю

Лирике Маяковского, вообще, свойственны сильные ощущения, чувство любви, ненависти, яркие сравнения, много восклицаний. Тем более, в поэме озаглавленной Люблю. Поэма несколько автобиографичная

Нет.
Это неправда.
Нет!
И ты?
Любимая,
за что,
за что же?!
Хорошо —
я ходил,
я дарил цветы,
я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Белый,
сшатался с пятого этажа.
Ветер щеки ожег.
Улица клубилась, визжа и ржа.
Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури
строгое —
древних икон —
чело.
На теле твоем — как на смертном одре —
сердце
дни
кончило.

В грубом убийстве не пачкала рук ты.
Ты
уронила только:
«В мягкой постели
он,
фрукты,
вино на ладони ночного столика».

Любовь!
Только в моем
воспаленном
мозгу была ты!
Глупой комедии остановите ход!
Смотрите —
срываю игрушки-латы
я,
величайший Дон-Кихот!

Помните:
под ношей креста
Христос
секунду
усталый стал.
Толпа орала:
«Марала!
Мааарррааала!»

Правильно!
Каждого,
кто
об отдыхе взмолится,
оплюй в его весеннем дне!
Армии подвижников, обреченных добровольцам
от человека пощады нет!

Довольно!

Теперь —
клянусь моей языческой силою!-
дайте
любую
красивую,
юную,-
души не растрачу,
изнасилую
и в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести и в тысячу крат жни!
В каждое ухо ввой:
вся земля —
каторжник
с наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Убьете,
похороните —
выроюсь!
Об камень обточатся зубов ножи еще!
Собакой забьюсь под нары казарм!
Буду,
бешенный,
вгрызаться в ножища,
пахнущие потом и базаром.

Ночью вскочите!
Я
звал!
Белым быком возрос над землей:
Муууу!
В ярмо замучена шея-язва,
над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь,
в провода
впутаю голову ветвистую
с налитыми кровью глазами.
Да!
Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку!
Молитва у рта,-
лег на плиты просящ и грязен он.
Я возьму
намалюю
на царские врата
на божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь!
Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,-
чтоб тысячами рождались мои ученики
трубить с площадей анафему!

И когда,
наконец,
на веков верхи став,
последний выйдет день им,-
в черных душах убийц и анархистов
зажгусь кровавым видением!

Светает.
Все шире разверзается неба рот.
Ночь пьет за глотком глоток он.
От окон зарево.
От окон жар течет.
От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя!
Опять
над уличной пылью
ступенями строк ввысь поведи!
До края полное сердце
вылью
в исповеди!

Грядущие люди!
Кто вы?
Вот — я,
весь
боль и ушиб.
Вам завещаю я сад фруктовый
моей великой души.

Ко всему.

Анализ стихотворения Маяковского «Ко всему»

Маяковский сожалеет о предательстве любимой. Он ухаживал за ней, дарил ей цветы, старался сделать её счастливой. Она была для него символом жизни. Она как-будто убила его. И «умирая», он вспоминает Библию. Желает обратиться к Дьяволу, чтобы свершить мнимую месть над любимой, но остывает и показывает, что может и умерла в нём любовь, но доброта осталась.

Это неправда.

За что же?!

Хорошо –

Я дарил цветы,

Я ж из ящика не выкрал серебряных ложек!

Сшатался с пятого этажа.

Ветер щеки ожег.

Улица клубилась, визжа и ржа.

Похотливо взлазил рожок на рожок.

Вознес над суетой столичной одури

Строгое –

Древних икон –

На теле твоем – как на смертном одре –

В грубом убийстве не пачкала рук ты.

Уронила только:

“В мягкой постели

на ладони ночного столика”.

Только в моем

Воспаленном

Мозгу была ты!

Глупой комедии остановите ход!

Смотрите –

Срываю игрушки-латы

Величайший Дон-Кихот!

Под ношей креста

Усталый стал.

Толпа орала:

“Марала!

Мааарррааала!”

Правильно!

Об отдыхе взмолится,

Оплюй в его весеннем дне!

Армии подвижников, обреченных добровольцам

От человека пощады нет!

Довольно!

Теперь –

Клянусь моей языческой силою!-

Красивую,

не растрачу,

Изнасилую

И в сердце насмешку плюну ей!

Око за око!

Севы мести и в тысячу крат жни!

В каждое ухо ввой:

Вся земля –

Каторжник

С наполовину выбритой солнцем головой!

Око за око!

Похороните –

Об камень обточатся зубов ножи еще!

Собакой забьюсь под нары казарм!

Бешенный,

Вгрызаться в ножища,

Пахнущие потом и базаром.

Ночью вскочите!

Белым быком возрос над землей:

В ярмо замучена шея-язва,

Над язвой смерчи мух.

Лосем обернусь,

В провода

Впутаю голову ветвистую

С налитыми кровью глазами.

Затравленным зверем над миром выстою.

Не уйти человеку!

Молитва у рта,-

Лег на плиты просящ и грязен он.

На царские врата

На божьем лике Разина.

Солнце! Лучей не кинь!

Сохните, реки, жажду утолить не дав ему,-

Чтоб тысячами рождались мои ученики

Трубить с площадей анафему!

На веков верхи став,

Последний выйдет день им,-

В черных душах убийц и анархистов

Зажгусь кровавым видением!

Все шире разверзается неба рот.

Ночь пьет за глотком глоток он.

От окон зарево.

От окон жар течет.

От окон густое солнце льется на спящий город.

Святая месть моя!

Над уличной пылью

Ступенями строк ввысь поведи!

До края полное сердце

В исповеди!

Грядущие люди!

Боль