Сколько стоит лечение перелома ноги

После автоаварии я получила открытый перелом ноги и массу времени, чтобы подумать о жизни. Как лечиться? Где? Как быть с работой?

Цена выбора

Мне предложили выбор: или гипс, в который закатают и ногу, и туловище до груди, или операция. В первом случае почти неподвижный образ жизни четыре месяца, во втором — кость закрепят пластиной, можно, хоть и на костылях, вести активную жизнь, сгибать и разгибать ногу, принимать массаж, ванну. Я выбрала второе.

А теперь о цене этого выбора. Сама операция бесплатная, а вот швейцарская титановая пластина с шурупами в городской больнице стоит около 35 тысяч рублей. Впрочем, можно выбрать и отечественную, она на порядок дешевле. Конечно, это не по карману основному потоку травмированных больных. При мне в той же больнице пенсионерка с травмой позвоночника отказалась от операции стоимостью в 15 тысяч: «Откуда у меня такие бешеные деньги! Ничего, заживет как на кошке!» По мне, не должен человек заведомо выбирать для себя больший уровень страданий. Но такова пока реальность. В ортопедическом отделении, например, ничего от нацпроектов ни врачам, ни больным не перепадает, и если президентская программа стационарных больных лекарствами обеспечивает, то бесплатных протезов не хватает, каждый третий пациент оплачивает их сам, за это его оперируют вне очереди.

Когда встаешь на костыли, понимаешь, что государство и общество у нас к таким больным безжалостно. Взять хотя бы ортопедическую кровать, которая задумана конструкторами именно для таких больных. На моей не было балясины, перекладины, за которую можно было бы ухватиться обездвиженному человеку, чтобы приподняться. Кстати, этой необходимой детали не было у большинства кроватей в отделении. Поверхность специального ложа была с горбами и провалами и вела себя неадекватно, когда медперсонал с помощью рычагов пытался ее выровнять. Зато эти рычаги очень хорошо обдирали мне ноги, когда я впоследствии научилась с нее сползать.

Друзья по несчастью

Кто лежит в ортопедии? У одних заболевания и уродства врожденные, у других — последствия полиомиелита, застарелой травмы. Немало тех, кого просмотрели, кому поставили неправильный диагноз районные медики. Сейчас там ортопедическая помощь вообще не оказывается, а травматологических больных оперируют обычные хирурги.

Пациент в отделении плановый — записавшийся заранее, предварительно сдавший кровь для операции искусственного протезирования. Он оплатил, заранее списавшись с фирмой-производителем, расходное оборудование — имплантаты, пластины, шурупы. Как правило, больной смирился с прогнозом на ближайшее будущее — почти полгода жизни на костылях.

Еще одна характеристика пациента: в основном он «несвежий». Получивший когда-то травму в автодорожной аварии, на горных лыжах, водном мотоцикле, скутере, квадрацикле… И недолеченный, а то и попросту нелеченный или хуже того, неправильно леченный.

Кто лечит и как?

В отделении, рассчитанном на 30 коек, — 4 врачей (по штату должно быть 5), которые работают на полторы ставки. Заведующий отделением Владимир Николаев объяснил логику такого расклада:

— Если врач будет работать на одну ставку — ему нечего будет есть. А если на две — то некогда есть.

Сейчас в отделении делают около 600 операций в год, а надо бы, судя по очереди, в два раза больше. Хирург поддерживает связь с выписанным — процесс выздоровления прооперированных очень длительный, сложно протекающий, иногда после первого протеза больной решается на второй, так что консультации требуются постоянно.

Раньше, до создания ортопедической службы, больные, нуждающиеся в протезировании крупных суставов — коленного, тазобедренного, были предоставлены сами себе. Они делали операции — чаще всего платные — в Санкт-Петербурге или в Москве, опустошая свой семейный кошелек. Сахалинцы начали третьими — после приморцев и хабаровчан — выполнять сложнейшие операции, которые на Западе делают 30 лет, а у нас в России только десять.

Спрашиваю главврача отделения областной больницы Сергея Белова, сильно ли изменилась ортопедия за последние десятилетия.

— Колоссально! — отвечает он. — Сейчас появились методики и материалы, с помощью которых не только можно значительно облегчить страдания больного, но и сократить период лечения, сделать его активным. Мы пользуемся лучшими в мире швейцарскими имплантантами и металлическими конструкциями. Да и наш медпром в последнее время подтянулся, на военных предприятиях кое-что выпускают для нашей отрасли.

Огорчения

Само отделение почему-то разместили на четвертом этаже (зато администрация больницы на втором!) и забыли сделать пандус (кто не знает — наклонная площадка для въезда колясок). Пандус в Южно-Сахалинске вообще редкость, как, впрочем, и удобное, некрутое крыльцо с перилами.

Через пять дней после выписки из стационара мне пришлось скакать на костылях в поликлинику, чтобы продлить больничный. Никакие просьбы по телефону о том, что мне еще не под силу такой визит (я живу на пятом этаже), не возымели действия. Чтобы подписать заветную бумажку, пришлось не только преодолевать адские ступени, но стоять три часа в очередях к разным врачам и перед каждым из кабинетов переобуваться в бахилы. Ночью я не сомкнула глаз от боли в растревоженной ноге. Ситуация повторилась через две недели — в трехчасовой очереди в рентген-кабинет областной больницы. Впереди меня раскачивалась, держась за окровавленную голову, женщина, позади застыл на коляске парень с четырьмя забинтованными конечностями. С самим фактом бесчеловечности этого ожидания могла бы поспорить только очередь в реанимацию, если бы она существовала.

Поэтому мысль моя бесхитростна: любите, лелейте, берегите себя, тряситесь над своим здоровьем.